Чингиз и «Электроник».
Помните, в фильме «Приключения Электроника» главные роли исполняли два мальчика-близнеца двенадцати лет и собака. В жизни собаку звали Чингиз. Он был не только отлично отдрессирован своей хозяйкой, но и отличался немалой сообразительностью от природы, обладал большим чувством ответственности, а это наблюдается далеко не у каждой собаки.
Пёс был бойкий, лохматый и очень весёлый. В начале съёмок во время пребывания в Вильнюсе у меня кроме Чингиза и моего овчара Янко временно жил ещё месячный щенок эрдельтерьера Ермак. Чингиз показывал щенку, как нужно вести себя в разных житейских ситуациях, учил разным собачьим премудростям.
Сначала я приписывала себе лавры дрессуры, но вскоре обнаружила, что все дело в самом Чингизе. Малыш вел себя удивительно смирно, во время уборки сидел на месте, не таскал швабру или тряпку, не шлёпал по мокрому полу, как все щенки на свете, не кусал за ногу, даже если очень хотелось.
Часть съёмок происходила в павильоне, где художники построили высокую стену. Внизу было колесо, которое медленно вращалось вручную. Чингизу нужно было забраться по крутой лесенке на верхнюю доску, где стоял Электроник, отпрыгнуть вправо боковым прыжком, перебраться на противоположный конец доски, сесть и начать лаять.
Всё это снималось комбинаторами на фоне светящейся красной стены, зажигалась стена постепенно — четырьмя выключателями. Всё пугало Чингиза: и очень громкий и резкий щелчок, и неустойчивое положение на доске. Он понял, что ему надо делать, и отлично работал, но было видно, что пёс при этом замирает от ужаса. На каждом дубле, дрожа всем телом, он как будто считал про себя, потому что после четвёртого щелчка выключателя устремлялся бегом по лесенке наверх. Весь сжавшись, перепрыгивал на доску, преодолевал её и усаживался на краю. Тогда я внизу командовала: «Голос! Голос!». Бедный пес сначала открывал пасть, не издавая ни звука, но затем, уже несколько придя в себя, тявкал всё громче.
В кадре, где Чингиз мчался за мотоциклом, он стёр себе лапы в кровь, но каждый раз во время дубля бежал с прежним усердием, забывая о боли.
Самое же удивительное — как он разобрался, что нельзя при задержании кусать по-настоящему актера Николая Караченцова, игравшего роль бандита Урри.
Караченцов приехал прямо на съёмку, на знакомство времени не было. Мы присели на корточки, и, обняв актера, я стала убеждать пса, что Коля свой, хороший и кусать его ни в коем случае нельзя. У меня создалось впечатление, что Чингиз всё понял. Стояла ночь. Темно, а в темноте все собаки особенно насторожены.
К тому же пёс, услышав команду «мотор», пришёл в страшное возбуждение и стал рваться вперёд. В группе все очень волновались за артиста, администрация требовала от меня гарантий, что собака не будет кусаться. Когда Караченцов покатился с откоса, я, трепеща, выпустила дрожавшего от возбуждения пса со словами «Не кусай Колю!». Грозный рык и два катящихся тела... У меня упало сердце — неужели грызёт в самом деле?!
Но вот выключили камеру, оба встали; Чингиз подбежал ко мне, виляя хвостом, как бы спрашивая: «Ну что, довольна?». А Караченцов сказал: «Товарищи, можно снять ещё дубль, Чингиз замечательный актёр, с таким партнёром приятно иметь дело».
Лидия Острецова. Собачье счастье. // Хочу всё знать: Научно-художественный сборник.— Л.: Детская литература, 1990.— стр.318-319
О хвостатом актёре Чингизе рассказывал режиссер картины Константин БРОМБЕРГ:
Эпизод: Урри мчится на мотоцикле, Чингиз бежит за ним.
Мы едем на операторской машине параллельно по шоссе, снимаем. И вдруг Чингиз всех обгоняет, резко останавливается и как-то предупреждающе поднимает переднюю лапу. Наш водитель тормозит, и мы понимаем, что Чингиз нас спас - прямо по ходу (а водитель все время смотрел в заднее стекло на собаку) перед нами открытый канализационный люк!
В другой раз мы с оператором Апрятиным страшно ругались, решая, каким объективом снимать сцену. В разгар нашего спора подбегает Чингиз и... несет в зубах объектив, который нас устроил и помирил!
Снимаем эпизод: пес загоняет Урри (Караченцова) в чемодан, Коля пятится и говорит: «Слушаюсь, господин пес». На третьем дубле лицо Караченцова вдруг расплывается в улыбке, он, давясь от смеха, произносит: «Ой, простите меня», - и начинает кататься по земле и хохотать. Оказалось, Чингиз, сидя к нам спиной, смотрел-смотрел на ужимки Коли, а потом взял и лизнул его в лицо. И свалил матерого артиста с ног!
|